
Несмотря на проблемы со здоровьем, кухонные хлопоты, опостылевшие многим работающим женщинам, пенсионерке совсем не в тягость. Возможно, потому, что еда для нее немного больше, чем еда. Ценить каждый кусочек и каждую мирную минуту заставляет ее память о трех мучительных годах, прожитых в блокадном Ленинграде.

ЗА ДЕСЯТЬ ЛЕТ ДО КЕДЫ
Довоенная жизнь Алевтины - тогда еще Аленьки - была счастливой и беззаботной. Она родилась в 1931 году в городе на Неве, который в те годы принято было называть колыбелью революции. Среди многочисленной родни она была единственным ребенком со всеми вытекающими из ситуации плюсами. Конфеты, фрукты и игрушки в доме не переводились. Родители в малышке души не чаяли, хотя в воспитательных целях старались ее не баловать. Отец Михаил Николаевич трудился мастером точной аппаратуры на кинокопировальной фабрике, а мама Пелагея Кузьминична работала начальником цеха на заводе радиоприборов. Ни о каком декретном отпуске речи тогда не шло, поэтому за девочкой первые годы присматривала няня. К слову, на пушкинскую Арину Родионовну она была совсем не похожа.
- Звали ее Евдокией Семеновной. Жила она в нашем подъезде на втором этаже и проводила со мной весь день, пока не вернутся родители. Разогревала еду, водила на прогулки, учила читать и писать, - рассказывает блокадница. - Как сейчас помню, няня была красивой статной дамой и пользовалась успехом у противоположного пола. Как только на лестнице появлялся запах духов «Красная Москва», я знала, что у Евдокии романтическое свидание.

ГОЛОДНО И ОЧЕНЬ СТРАШНО
Любимым Алиным лакомством было эскимо на палочке, которое стоило пять копеек. Ела она его и в июне 41-го. К тому времени девочка успешно окончила 3 класс и наслаждалась законным отдыхом. Она и предположить не могла, что долгожданные летние каникулы затянутся на три года и станут страшным испытанием не только для нее, но и сотен тысяч ленинградцев. 22 июня папа и мама Алевтины ходили мрачнее тучи. По их лицам она сразу поняла, что случилось что-то страшное. Репродуктор в доме каждый час сообщал о начале войны. Буквально за несколько месяцев родной город Али превратился в руины, и ей пришлось освоить уроки выживания. Вскоре девочка, как таблицу умножения, знала, что такое воздушная тревога и где находится ближайшее бомбоубежище. На смену шоколадному эскимо пришли продуктовые карточки и жесткие нормы выдачи продуктов. Над северной столицей повисли аэростаты. Горели продовольственные склады и электрические подстанции. В душе маленькой девочки поселился недетский страх.
Многие ленинградские предприятия закрылись, но фабрика, на которой работал Алин отец, продолжала выполнять заказы. Однажды папу ранило, и мама засобиралась к нему в госпиталь. Больше Аля ее не видела. Никогда. О том, что случилось, рассказала соседка. Она видела Пелагею на «Сытном» рынке, где было выстроено много ларьков для отоваривания продовольственных карточек. В тот вечер там было много народу. Объявили воздушную тревогу. Более бдительные ленинградцы ринулись в бомбоубежище, но Пелагея решила, видимо, не терять время понапрасну. Ей нужно было успеть закупить продукты и навестить мужа...
- Гибели мамы соседка не видела, но нет никаких сомнений в том, что она попала под обстрел, - уверена Алевтина. - Зимой из-за промерзшей земли хоронить невозможно. Для трупов выстраивались сараи с навесами. Однажды там оказался и мой дядя. Он работал на путиловском заводе. Две недели был на смене, почти ничего не ел и не отдыхал. Потом пришел домой, лег и умер. Моя тетя зашила его в мешок, кто-то помог вывезти труп за город...
600 ГРАММОВ ПЕРЛОВКИ
В годы блокады в детских домах оказались сотни ленинградских детей, но Алевтину эта участь миновала. Осиротевшую девочку приютила тетя. Ее муж погиб на фронте. Женщина одна воспитывала маленькую дочку, и никак не могла позволить, чтобы племянница была брошена на произвол судьбы. Так втроем и спасались. Сказать, что жили тяжело - значит ничего не сказать. Дневная норма хлеба расходилась моментально, и голод снова сжимал желудок в стальной комок. Чтобы хоть как-то подкормить растущих девчонок, тетя ходила на рынок и меняла одежду на продукты. Еще одним врагом был холод. Все, что горело, немедленно оказывалось в печке. На дрова шла даже добротная мебель. Это была единственная возможность хоть как-то согреться...
День, когда объявили о полном снятии блокады, собеседница до сих пор вспоминает со слезами. Тогда плакали все. Каждый - о своем. О близких, которые уже никогда не вернутся. О стране, которая третий год находилась в тисках врага. О будущем - таком неясном, неопределенном и от того еще больше пугающем. Настоящая радость была в мае 45-го, а тогда на нее у блокадников не осталось сил. Но все шло своим чередом, и постепенно жизнь искалеченного города наладилась. Полегче стало и Алевтине. После войны в город неожиданно вернулся папа с новой женой. Девочка переехала жить к нему. Пошла во второй класс школы рабочей молодежи. По утрам Аля упаковывала тетрадки на фабрике «Светоч», по вечерам училась. А еще, как все горожане, два часа в день исправно трудилась на восстановлении Ленинграда, за что получала 600 граммов сытной перловой каши. Голод больше ее не мучил.
КОГДА ВСЕ НАЛАДИЛОСЬ
Со своим будущим мужем - десантником Петром Матвейшиным - Алевтина познакомилась в фойе знаменитого БДТ. Никакого конфетно-букетного романа между ними не было. Увидев Алю, молодой человек все сразу для себя решил. Спросил у девушки адрес, через несколько дней приехал к ней домой и коротко сказал: «Собирайся!». Вот так прямо и незатейливо Петр позвал невесту в Псков, к месту своей службы. Аля не возражала. Через месяц молодые расписались. 11 лет супруги прожили в военной казарме на Завеличье, а в 1960-м мужа перевели в Череху. К тому времени в семье подрастали дочка и сын. Алевтина устроилась на работу в гастрольный отдел Псковской областной филармонии.
- Современная Череха совсем не похожа на ту, что мы увидели впервые. Тогда здесь было много маленьких деревянных строений, принадлежавших военной части, и всего два дома офицерского состава (ДОС), в одном из которых мы получили комнату, - вспоминает блокадница. - Массовое строительство началось позже. Со временем нам так понравилось жить в Черехе, что мы отказались от переезда в Псков, хотя такая возможность была. В военном городке работал сельский клуб и два магазина - продуктовый и промтоварный. А потом был построен ларек, куда по моей договоренности регулярно поставляли продукцию местной птицефабрики.
В течение десяти лет Алевтина была председателем женсовета и помогла расселить не одну семью, нуждающуюся в улучшении жилищных условий. А еще во время школьных каникул организовывала досуг для местной детворы. Родители могли спокойно отправляться на работу, зная, что их чадами занимаются педагоги местной школы. С тех пор жизнь в Черехе изменилась, но Матвейшина и сейчас находит в себе силы бороться за справедливость и отстаивать интересы местных жителей.
КСТАТИ
13 жителей Псковского района имеют статус жителя блокадного Ленинграда. Трое из них приняли участие в мероприятиях, посвященных 75-летию со дня полного снятия блокады, которые прошли в Санкт-Петербурге.
Ульяна МИХАЙЛОВА.
province@pskovline.ru.
Фото автора.