Павел. – Наташ, знаешь, когда тебе рассказывают о каком-то фильме или романе, что он «очень классный, пойди, посмотри-почитай обязательно», то почти всегда разочаровываешься в нём. Эффект завышенных ожиданий?
Наталья. – Смотря кто советует. У меня обычно рекомендации и эмоции совпадают.
П. – Тебе везёт! У меня такая история случилась с романом Михаила Шишкина «Письмовник». Первое, что я услышал об авторе, что он единственный русский претендент на Нобелевскую премию по литературе и новый Набоков. Я прямо-таки с восторгом взялся за роман, но…
Н. – Только не пиши, что он тебе не понравился, иначе я окончательно разочаруюсь в твоём литературном вкусе и больше не буду с тобой дружить!
П. – Ну тогда пока! Роман-то меня удивил. И, к сожалению, неприятно.
Н. – Это одна из самых пронзительных книг, которые я когда-либо читала. Я плакала даже, когда перечитывала её во второй раз, хотя эмоции уже не были такими яркими…
П. – Думаю, что после прочтения «50 оттенков серого» любая книга покажется пронзительной. Шишкин берёт интересную форму: двое влюблённых пишут друг другу. Он – с войны, она – из дома. Причём из будущего дома: с середины романа становится понятно, что герои явно живут в разных временах.
Н. – Ну да, Володя описывает военные реалии Ихэтуаньского сражения 1900-х, а его возлюбленная Саша, кажется, живёт «рядом» с нами.
П. – Ах вот в чём дело! То-то я вот по ходу романа стал серьёзно сомневаться, его ли она возлюбленная? Времена-то описаны явно разные. Думаю, что стоило бы отразить это в аннотации к произведению, чтобы не путать читателя.
Н. – Ну и что? Вот вы, мужчины, снобы. В вас рационального больше, чем эмоционального. Всё должно быть расставлено по полочкам, подчинено законам логики. А зачем? Тут такая любовь, а ты о несоответствии времён…
П. – Но это же важно. Нельзя читать произведение и не привязывать его ко времени. Набоков, с которым сравнивают Шишкина, даже в описании весьма развратных отношений в произведениях «Лолита» и «Король, дама, валет» не уходит от реалий 30-40 годов двадцатого века. Новый же «Набоков», рассказывая о любви в конце девятнадцатого (!) века, рисует совершенно неправдоподобные для тогда ещё царской, патриархальной России отношения. Дело даже в деталях. Вот герой стягивает со своей Саши мокрый купальник. Наташ, ты видела купальники девятнадцатого века? Хотел бы я посмотреть, как Володя пытается не запутаться во всех «рюшечках», которые были на нём.
Н. – Здесь не разврат, а очень нежные отношения. Я против привязки этого произведения к какому-либо определённому времени в любом случае. Но даже если бороться за «честность», нельзя забывать о том, что перед нами письма. Это то, что молодые люди пишут друг другу, не боясь быть до конца откровенными, прочитанными и осуждёнными кем-то со стороны. Это интимная составляющая именно их отношений, куда посторонним вход воспрещён.
П. – Вот ты против привязки романа ко времени, а Шишкин-то как раз нет. В произведении описана реальная война с реальными героями того времени. Автор мог нарисовать собирательный образ войны, которая могла случиться когда угодно, и тогда – пожалуйста – никакой привязки ко времени, описывай любовные отношения с любого ракурса. Объясни мне: почему война должна быть реальной, а детали обыденной жизни героев – нет?
Н. – Потому что это постмодернизм, где могут встретиться герои разных времён. И, к тому же, даже если следовать твоей логике о царской России, неужели ты действительно думаешь, что тогда не было секса до свадьбы?
П. – Был, конечно. Но оправдывать постмодернизмом всё нестыковки романа как-то не честно по отношению к этому литературному направлению. Я не поддерживаю логику «в романе куча фактических ошибок? – всё нормально, это ж постмодернизм». Не припомню этого ни у Джона Фаулза, ни у Умберто Эко – классиков этого направления.
Н. – Нет, ты меня не совсем понял. Просто у произведений этого направления может быть много прочтений, их можно понимать по-разному. Или не понимать.
Наталья ИГНАТЕНКО, Павел ДМИТРИЕВ.
